«Россия преследует крымских татар, крымских мусульман за их инакомыслие», - Ремзи Бекиров

10 февраля 2020 года прошёл очередной суд по продлению меры пресечения в виде содержания под стражей. В своём письме Ремзи рассказывает о том, как прошло аналогичное заседание в ноябре.

«12 ноября 2019 года, очередное продление меры пресечения мне и моим друзьям из так называемой «Второй симферопольской группы». Этого дня я ждал долго, и не потому, конечно, что надеялся выйти из СИЗО, у нас в Крыму с судами всё ожидаемо стабильно, а потому что надеялся увидеть родных, коллег - журналистов и свой родной джемаат.

И вот в 7:30 часов за мной пришли охранники СИЗО и отвели в «бокс-отстойник», откуда вывозят на этап и суды. Одним за другим сюда же начали приводить моих друзей, я их шутя называю «сфабрикованными подельниками». Улыбки, братские такие объятия, громко: «Ассаляму алейкум!» (прим. Мир вам!), неожиданно согрели всех нас в этом сыром помещении.

Эта эйфория длилась недолго. Всех нас - «предполагаемых террористов», а также человека на костылях без ноги, интеллигентного русского человека со строгим таким выражением лица и одного старенького крымского татарина погрузили в автозак и повезли в суд. Подъезжая к зданию суда, человек без ноги (как оказалось, таких тоже сажают в СИЗО), сидевший с краю в автозаке, заметил множество людей у здания суда. Обращаясь к нам, он вдруг произнес: «Это, наверное, для вас такое подготовили. Когда мы одни приезжаем, такого никогда не бывает».

Подготовили наше «судилище» (судом это назвать трудно) действительно красочно. Кого там только не было: оцепление по периметру на улице, в здании - ОМОН, Росгвардия, полиция, судебные приставы, ФСБ по гражданке. Большинство было в своих устрашающих масках. В суде-то зачем? До сих пор не понимаю. Немало людей было с длинными автоматами, я не разбираюсь в оружии и точно назвать модель не могу. Здание суда, как обычно, почистили от ненужной общественности, оставив только работников суда и силовиков.

Нас снова поместили в подвальные «боксы-отстойники» в здании суда, и начали по одному выводить на предварительный и обязательный в таких случаях обыск. Пройдя эту неприятную процедуру мы остались в боксе, дожидаясь судов. Во время обысков русский интеллигентный человек снова очень удивлялся: «Меня, - говорит, - никогда не обыскивал майор или капитан, максимум - прапорщик. А тут… Столько чести, смотри, сколько ОМОНа сюда нагнали. Да еще и с двумя обоймами к автомату. Ребята, вы кто такие, что к вашему приезду столько внимания?».

«Мы политзаключенные», - отвечаю я. Но по глазам вижу, что он все равно не может ничего сопоставить. На этом «честь», оказываемая мне и моим братьям, не закончилась. Надев на нас наручники, люди в масках начали по очереди поднимать всех судебное «шоу». Для суда надо мной и Энвером Аметовым выбрали самое маленькое помещение. Кто бы сомневался?! Вести мой суд назначили не абы кого, а самого Долгополова А.Н. – главного судью Киевского районного суда. А обвинять меня в суде и требовать продления ареста - сам начальник следственной группы Махнев С.В. (здесь можно прописать наверное про группу, что следаки не только крымские были и их много).

Я сделал вывод, что оказался под особым контролем. Позже мои мысли подтвердил мой смелый адвокат - Семедляев Эдем: «Не зря тебя судить пришли такие «высокие» люди», - улыбнувшись сказал он.

Итак, суд начался. Представив и огласив состав суда, Долгополов сразу перешел к ходатайствам. Я вернул его к судебному порядку, напомнив, что для начала нужно узнать анкетные данные обвиняемых. Председательствующий судья начал спрашивать, уточняя данные о нас, естественно, не упомянув мою национальность, украинское гражданство, журналистскую деятельность. Я дополнил эти важные данные, на мой взгляд, специально упущенными судьями, чтобы все это не вошло в протокол судебного заседания.

Далее пошли ходатайства. Если первые два быстро удовлетворили (о аудиозаписи судебного заседания и о ведении протокола без сокращений), то следующее – о применении ко мне Четвертой Женевской конвенции, судья проигнорировал и сразу перешел к следующему ходатайству (о содержании в клетке-аквариуме). Позже я жалел, что не акцентировал внимание судьи еще раз на так нелюбимом крымскими судьями ходатайстве – о международной четвертой Женевской конвенции. Ведь согласно ей, меня должны судить по законам Украины и сегодня все международные организации, включая ООН, это требуют от РФ.

С «аквариума» нас не выпустили, так как прокурор и следователь были против, не предоставив ни одного доказательства. Когда судья спросил у пристава, «возможно ли осуществить?», пристав замешкался, не зная что вообще он сейчас должен сказать. Судья ответил за него: «Значит условия не позволяют».

Эдем Семедляев ходатайствовал о приобщении к делу положительных и профессиональных характеристик на меня: от соседей, от интернет-издания «Грани.ру», от журналиста «Крымской солидарности» Диттанова Рауля и др. После того, как нам дали время на ознакомление с материалами уголовного дела, судья вернулся и начал прочитывать шапки положительных характеристик, не читая их сути. Это, на мой взгляд, тоже было сделано умышленно. Зачем рассказывать обо мне, другом, всем собравшимися на суде, читая вслух все эти многочисленные отзывы людей. И конвоиры, и силовики вокруг, и секретарь суда, и журналисты все должны слышать и верить в версию следствия.

Настала очередь стороны обвинения. После стандартных фраз, которые я слышал тысячи раз на судах: «может скрыться», «может уничтожить доказательства», «может угрожать свидетелям» и т.д., следователь Махнев решил неожиданно достать «козырь»: «Бекиров ранее скрывался от органов предварительного следствия и объявлялся в федеральный розыск…». Мой защитник ясно, грамотно и обоснованно разбил все доводы про «уедет и скроется», а на слова Махнева сказал: «Так по-вашему Бекиров знал, что вы приедете к нему на обыск именно 27 марта 2019 года. Если знал, то откуда? Или он должен был дожидаться обыска, а потом поехать по своим личным делам?». Это что за уровень следственной работы вообще, подумал я?

После этого настал мой «звездный час» - время прений в суде. Я высказал свою позицию. Она была длинной, но суть ее сводилась к следующему:

РФ преследует крымских татар, крымских мусульман за их инакомыслие. За нежелание думать так, как говорит власть, за нежелание быть рабами на своей земле. А еще плюс к этому, по версии следствия, мое преступление в том, что я осмелился освещать весь этот беспредел, став сначала гражданским журналистом, а затем корреспондентом. Меня судят за мою веру, за мою национальную принадлежность, за мою журналистскую деятельность. Антитеррористическое и антиэкстремистское законодательство - инструмент для нейтрализации и ликвидации неугодных активистов.

Мой друг и единоверец - Энвер Аметов, стоявший со мной рядом, очень переживал, поэтому сказал немного, но о главном: «Преследование крымских татар, крымских мусульман, носят политический характер. Обвинения против нас необоснованны и надуманны».

Судья удалился в совещательную комнату.Я снова посмотрел в зал. Самым трогательным и приятным на этом суде для меня были: дружеское приветствие адвокатов и милые глаза двух самых родных мне в этом мире людей: мамы и жены. Больше в зал никого не пустили.

Было совсем немного времени насмотреться на дорогих людей, узнать последние новости, спросить о здоровье мамы, детей. Судья, не заставив себя долго ждать, вернулся, зачитав ожидаемый приговор. Нам начали одевать наручники и выводить. И если до этого момента на лице матери я видел улыбку, то чем дальше я отдалялся от нее в наручниках, в сопровождении людей в черном, то тем острее и больнее меня ранили ее неожиданно хлынувшие слезы. Она, наверное, пыталась сдержать их весь судебный процесс. Мои эмоции даже сейчас, когда пишу об этом, трудно передать словами. Мне так хочется закрыть ее сердце от всех этих невзгод своими теплыми руками.

Суд закончился. Нас с Энвером вернули в подвальные камеры. Пообщавшись с ребятами, мы совершили совместную молитву - намаз. Как давно я об этом мечтал! В изоляторе я нахожусь в камере-двойнике и читаю молитву сам. Поэтому намаз джемаатом был для меня огромным счастьем, так как ни СИЗО, ни суд нас не покормил, мы достали «заначки» (потихоньку ко мне клеится тюремный сленг), благо, что кто-то додумался взять бутерброды, и перекусили. Спустя час Изетова Ризу и Каримова Алима повели на суд, а нам сказали собираться для погрузки в автозак.

Я смотрел на ребят и думал. Про каждого же можно написать целую историю. Вот, например, Рустем Сейтхалилов: один из активистов «Крымской солидарности», занимавшийся помощью политзаключенным, а именно, организацией передач в СИЗО.На свободе некоторое время он работал инкассатором терминалов. Один эпизод из его жизни очень ярко характеризует Рустема.Однажды на их фирме случилась крупная недостача. Начальство вызвало полиграфолога - профессионала из Москвы по работе на «детекторе лжи», чтобы проверить сотрудников «на честность». После прохождения процедуры, эксперт очень удивился и спросил директора:

«Откуда вы нашли этих ребят?» - он имел в виду Рустема Сейтхалилова и еще нескольких соблюдающих Ислам парней, работавших с ним в этой же фирме.

А что случилось? - уточнил директор.За всю свою деятельность я проверял многих людей на своем аппарате, но эти - чистые как слеза. Цените их!»Сегодня он проходит со мной по одному уголовному делу. И ему грозит от 15 до 20 лет лишения свободы. Следака нашего – Махнева и его коллег, наверное, такие истории мало волнуют.

А дальше был самый главный момент, который больше всего мне запомнился в этот судебный день. Тебя выводят в полусогнутом положении, в наручниках из здания суда в автозак, и у тебя есть ровно 5 секунд, чтобы увидеть свой родной народ. Всех этих родных людей, которые с нами и с нашими семьями все это время. Чувства переполняли меня настолько, что я непроизвольно улыбался все время. Мне не хотелось заходить в этот тесный автозак. Хотелось наслаждаться родными лицами, такбиром, улыбками родных, друзей и коллег. Я выкрикнул: «Бирликте къувет!» (прим. в единстве – сила!), но мой крик растворился в голосах с обратной стороны сетки, где мой народ, друзья на весь центр Симферополя скандировал: «Аллаху акбар!» (прим. Аллах велик), «Биз сизнен берабер» - (прим. мы вместе с вами).

Находясь на свободе, приходя на суды к ранее арестованным крымским татарам, по другую сторону сетки Киевского районного суда, я и представить не мог, как счастлив человек, за которым вот так, в любое время года и погоду, стоит его народ.

Мы быстро выехали с сиренами из суда, оцепление с автоматами оттеснило сотни людей от служебных машин. Ехал в автозаке и думал: «Так вот чего так боятся силовики. Вот почему они устраивают такое «маски-шоу» возле суда, вот почему они выражались нецензурной лексикой на тех, кто приходит к зданию суда… Они боятся нашего единства. Когда один за всех и все за одного. Они боятся нашей религии, того самого стержня, который дал нам такое единство».Бирликте къувет! (прим. в единстве – сила).

С теплом, Ремзи Бекиров».