Судебное заседание №71. Судебные прения
Выступает Салиев. Он жалуется на нарушения при обыске. В частности, его детей напугали ФСБ, довели до проблем со здоровьем, а после помещения в изолятор, он в течение полутора дней был лишен пищи. Когда его увозили, ему на голову надели мешок и говорили унижающие достоинства слова.
«Видимо, на пятиминутке ребятам описывали нас как реальных террористов», - говорит Салиев.
Суд перебивает его и говорит, что нарушения продолжались и в Ростове, ссылаясь на четвертую Женевскую конвенцию.
Салиев развенчивает показания свидетеля Тумаревича и говорит, что он лжесвидетельствовал против всех фигурантов дела.
«Для меня этот человек внедренный агент, который призван вызвать инородные порочные элементы. Но так как таких элементов в мечети не было, они решили разместить на нем прослушку и отправить на открытый сухбет, где все слышно, в частности его голос, который все узнали даже при попытке его исказить. На этом его роль в качестве агента не окончилась. Он обвинил меня в том, что я ездил в Сирию участвовать в запрещенной ИГИЛ, крайне сомнительной с точки зрения шариатских законов. То, что я был в Сирии, он наверное имел в виду, как я ездил с ним в кафе "Багдад" в Симферополь. Но Багдад - это Ирак, может перепутал. Этот человек - лжец, он подрывает авторитет всех госструктур», - говорит Салиев.
«Наше дело должно быть возвращено на дополнительное следствие из-за массы нарушений российских и международных законов», - уверен Сейран.
Он упоминает, что Колпиков обвиняет их в национализме и говорит, что мусульмане этого не приемлют. Он обвиняет прокурора в том, что он использовал священные тексты для обоснования своей позиции.
«Если использует священные тексты, то пусть примет Ислам», - говорит Салиев.
Суд снова делает ему замечание.
Суд спрашивает, есть ли реплики. Реплики есть, но Ладин просит отпустить до завтра. Все устали и не ели. Зубаиров отклоняет. Говорит, что либо сегодня, либо никогда.
Выступает Белялов.
"Меня зовут Мемет Белялов. Я крымский татарин, политический заключенный. В течение трех лет нам обосновывают содержание под стражей собранные доказательства, указывюащие на то, что мы являемся особо опасными преступниками, и наше содержание под домашним арестом или подпиской о невыезде невозможно. Все это мы слышали пока не пришли в суд и не увидели, что нам хочет предъявить следствие в качестве доказательств", - начинает Белялов.
Он начинает разбор доказательств с воспоминаний об обыске, где было допущено много нарушений. Он говорит, что он и члены его семьи не могли видеть, что делают оперативники в комнатах дома, поскольку их держали все время в одном помещении. По словам Белялова, при обыске ему подкинули флэшку.
"У меня в доме огромное количество литературы: русская, украинская, крымскотатарская, техническая. Изымали только крымскотатарскую религиозную литературу. Дошло до такого абсурда, что изъяли крымскотатарско-русский словарь. Зачем - до сих пор непонятно. Хочу обратить внимание, что мероприятие прошло незаконно и не может быть протокол изъятия материалов найденных и отобранных у меня во время так называемого обыска не может быть приобщен в качестве доказательства. Ко мне не был допущен адвокат и понятые, хотя в протоколе обыска, который мне следователь дал на ознакомление, был указан пункт, что мне положен адвокат. По этой причине я не стал его подписывать. Необоснованно присутствовали вооруженные сотрудники в масках. Для моего сына это обернулось тяжелой психологической травмой. Мои дети еще полгода не могли нормально спать. При этом весь обыск я находился без наручников. Я расцениваю такое количество силовиков в моем доме как давление на меня и моих близких", - говорит Мемет.
Он считает, что показания скрытых свидетелей и свидетелей из ФСБ нужно изъять из объема доказательств, так как они не подтверждаются ни одним фактом.
"Чтение религиозной литературы становится основанием для того, чтобы разлучить отца со своими детьми. Это не вписывается ни в какие рамки. Эти книги мы при Украине читали, никаких запретов не было. Это просто перевод Корана. Может я опять сейчас говорю то, что не имеет отношения к делу, но до чего нужно было докатиться, чтобы обвинять за это людей в тяжком преступлении? Почему "крепость мусульманина" запрещена? Это просто сборник молитв нашего пророка. А люди находятся за это в СИЗО по обвинению в тяжких преступлениях. У Ибрагимова вообще ничего не нашли в ходе обыска. Вообще ничего не было изъято. Ни телефонов, ни книг, ничего. Почему человека держат три года в СИЗО? Человек инвалид. У меня при обыске не нашли ничего, что бы подтверждало мою вину в предъявленных мне обвинениях. У Аметова в ходе обыска были так же изъяты книги, которые вроде как запрещены. Каким образом это прокурор относит к предъявленным обвинениям? Каким судом запрещена эта книга? Не все ее издания, кстати, запрещены. О каком издании идет речь прокурор не указал, просто сказал, что она запрещена. Даже предположим, что так. Каким образом это относится к предъявленным Аметову обвинениям? Это не книга издательства "Хизб ут-Тахрир". Каким образом это было исследовано? Опять непонятно. У Асанова были изъяты следующие вещдоки. Тоже книга " История халифата. Второй праведный халиф", книга "Жизнеописание пророка". Каким образом все эти книги относятся к предъявленным обвинениям? Для суда и слушателей объясню, что это были книги про сподвижников нашего пророка. Каким образом жизнеописание этих людей легло в основу обвинения в террористической деятельности? У меня складывается впечатление, что гособвинение такими методами высказывает свое отношение к религии. Я хочу под протокол сказать, что я предполагаю и небезосновательно считаю, что прокурор умышленно преследует людей за религию и чтение религиозных книг. А также следователь ФСБ и оперативные сотрудники. И это все госчиновники. И если завтра суд обвинит этих людей, знайте, что нас привлекают за нашу религию, а не принадлежность к какимто организациям", - отметил Белялов.
«Подытоживая свое выступление, хочу обратить внимание суда и слушателей, что на протяжении всего разбирательства председательствующий судья постоянно нас обрывал и делал замечания, мол мы не должны делать замечания, оскорблять государство и тому подобное. А теперь хочу обратить внимание, что нас незаконно на протяжении всего суда в чем то обвиняли. В частности, приговор сказал, что мы используем площадку суда для распространения террористической идеологии. В рамках всего судебного разбирательства прокурор пытался представить перевод Корана и другую литературу как доказательство причастности к тяжкому преступлению. И я тоже расцениваю это как оскорбление. Гособвинение и следователь пытались представить книги, описывающие историю мусульман как свидетельство террористической деятельности, а суд никак это не прекращал. Сегодня под предлогом борьбы с терроризмом нас преследуют за соблюдение нашей религии. Аудиозаписи были получены в мечети! На каком основании вообще следователь пришел и прослушивал мечеть?! Почему мы не видим, чтобы такие факты были в синагогах или церквях?! Гособвинение предвзято к нам относится», - завершает Белялов.
Ибрагимов продолжает разбирать экспертизу. Он обвиняет их в предвзятости и некомпетентности. Он говорит, что идентификация говорящих не производилась, а они просто расставили говорящих на аудиозаписи так, как им удобно.
Ибрагимов отмечает, что на аудиозаписи говорящие называют братьями латыша и русского и спрашивает, называют ли братьями тех, к кому плохо относятся. Он отмечает, что эксперты как будто заменяют понятие "Ислам" понятием "Хизб ут-Тахрир".
"Я требую исключить экспертизы из материалов дела, так как они не соответствуют требованиям. Считаю их недопустимыми доказательствами», - заканчивает выступление Ибрагимов.
"Я Ибрагимов Тимур Изетович. Ограничусь лишь оценкой экспертизы. По своей сути, обвинение, предъявленное нам строится на показаниях скрытых свидетелей и экспертизах.
Нас записывали на диктофон. Оперативник Артыкбаев произвел на свой слух стенограмму аудиозаписей. Не зная крымскотатарского языка, он позволил стенографировать записи на слух. Сам Артыкбаев явно нашего языка не знает. В произведенном им стенограмме часто мелькает словосочетание, которое на казанско-татарском означает "здравствуйте". В крымскотатарском такого словосочетания нет, но Артыкбаев смог распознать в этой записи чисто казанскую фразу. Это звучит как минимум нелепо. Но так как он некомпетентен в этом вопросе, он что услышал, то и вписал, при этом часть речи вообще не смог расслышать. На качестве его стенограммы также сильно сказалось отсутствие знаний арабского языка, крымскотатарской культуры и менталитета. Вместо "делать вывод" он услышал "давить хизбов". Как оказалось, этого достаточно, чтобы обвинить восьмерых порядочных мусульман в терроризме.
Эксперты лингвисты Фомина и Хазимулина имеют высшее филологическое образование. Ни теологического, ни психологического образования у них нет. За религиоведчесеую кспертизу взялся Уразметов Тимур, мой тезка, который имеет историческое образование. Это выходит за пределы его компетенции, как и предыдущие два эксперта.
Я не эксперт, но мне понятно, что их выводы брать в виде доказательств просто недопустимо. Очевидно, что эксперты мало знают об Исламе, а о Хизб ут-Тахрир ничего особо не слышал. Основой Хизб ут-Тахрир является Ислам, как и всех других мусульманских организаций. Например, словосочетание "быть в джемаате" он оценивает как "быть верным традициям "Хизб ут-Тахрир".
Есть в филологии явление, которое называется "вчитывание смысла в текст". Это когда филолог сопрягает контексты и слова таким образом, что создается новый смысл, которого изначально не было.
Именно этот прием использовал Евгений Колпиков» - говорит Ибрагимов и суд объявляет перерыв.
Как только РФ и Украина не могут договориться по Крыму и Донбассу, происходят обыски и задержания. Мы мирные люди, мы не собираемся делать плохо другим народам. Мы уже тридцать лет живем в Крыму и все это время живем в мире.
Свидетель Исмаилов помнит то, что, нужно следствию. Все остальное не помнил. Второй свидетель нес бред, который не соответствовал реальности, а после перерыва, сделанного по указанию суда молчал и ничего не помнил, что вызывало смех у всех участников процесса. Потом объявлялся перерыв, и он снова все помнил.
"Они хитрили, и Аллах хитрил, а Аллах - лучший из хитрецов". Ложь всегда выходит наружу.
Когда случился обыск, я сравнивал это с гестапо. Напугали мою жену, которая была на пятом месяце, у нее была угроза выкидыша, она с трудом рожала. Они настолько напугали моих детей, что у меня один ребенок до сих пор проходит лечение у врача-психотерапевта. Дети плакали, моего адвоката не допустили на обыск, все семейство было подвергнуто сильному моральному и психологическому воздействию. Ко мне пришли не правоохранительные органы, а фашисты и террористы. Они оставили многодетного отца без семьи, а семью без кормильца. Когда представителя муфтията спросили, знает ли он меня, он ответил, что да, и что моей семье тяжело без отца.
Они ничего не нашли у меня ни в компьютере, ни в доме, кроме книги "крепость мусульманина", которая то запрещена, то не запрещена. Мы приобрели ее после 2014 года.
Когда читаешь закон РФ, там описывается, что в России есть свобода вероисповедания, но действия спецслужб показывают обратное. Вроде строят мечети, а потом включают там прослушку и обвиняют нас в терроризме. В 2015 году я поехал в хадж. Организовало его объединение "муслим-тур", которое находится в России. Потом я съездил и меня стали обвинять в терроризме, говорят я был в арабских Эмиратах. Но я там не был, я ездил в Саудовскую Аравию. На нас наговаривают, льют ложь, чтобы очернить. Эти дела - очень мощный взлет по карьерной лестнице для всех сотрудников ФСБ и всех остальных. В день нашего ареста, когда нам даже не вменили вину, ФСБ отчиталась о ликвидации ячейки террористов в Крыму.
Теперь я хотел бы показать, как работал следователь Грамашов. Он вёл дружеские беседы со свидетелями и подсовывал им бумажки на подпись, а они не вчитываясь подписывали, лишь бы уйти от него, а в суде их предупреждали об уголовной ответственности. Они это в суде говорили. Очень не честная работа. Вы принимали только те показания, что удобны следствию.
По свидетелю Сабри было видно, что ему страшно, но он не стал свидетельствовать против нас. Он попал к следователю Грамашову и подписал бумажку против нас. Даже следователь сказал нам, что мы попали под каток репрессивной машины и была бы его воля, он бы нас рублем наказывал. Еще в отделении мы узнали, что у ФСБ есть план - 80 террористических дел в год.
«Тайный свидетель говорил, что я матерился на Российскую Федерацию, но потом приводит аудиозапись, где я говорю, что материться - грех и рассказываю историю, почему.
Сегодня нас называют террористами. На нас, мирных граждан, вешают этот ярлык. Моя семья находится в серьезной опасности. В Крыму развешивали плакаты "осторожно, терроризм". Там была женщина в хиджабе. И теперь мои дети ходят по улице с моими женами, которые ходят в хиджабах. Они подвергаются риску из-за этих плакатов. Это не мы устраиваем межнациональную рознь, а государство.
Когда террористы делают теракт, у них есть требования. У нас никаких требований нет. У нас есть обыкновенные разговоры. Говорят, что мы хотели захватить власть в Крыму. У нас нет оружия, армии у нашего народа тоже нет. Видно, что мы даже и не планировали захват власти. Когда приводит пример Артыкбаев, что мы приискивали каких-то военнослужащих, он не приводит фактов. В программе Хизб-ут Тахрир, которая находится на всех ее сайтах объясняется, что это политическая партия, которая ставит своей целью объединить все мусульманские страны в халифат и делает это при помощи политических методов. При этом терроризм как способ достижения целей они открывают. Не нужно быть экспертом, чтобы понять это. Это еще раз доказывает, что это дело имеет исключительно политический характер.
Вызывает возмущение, когда прокурор является неверующим в Аллаха и пророка его Мухаммеда обвиняет мусульман, ссылаясь на священнописание...
Суд перебивает его и делает замечание по поводу оценки прокурора. Мустафаев пытается возмутиться, но суд останавливает и его.
Зекирьяев продолжает.
"Нет различия араба от не араба, нет отличия между черным и белым". Это говорит о том, что нет никакого национализма и неприятия в исламе. Это религия мира, добра и справедливости. И мы все этому моменту соответствуем.
Если взять перелопатить все книги, найденные в чулане у Смаилова, вы не найдете ни одной фразы, которая бы призывала к терроризму или какому-то убийству. Это не страшное что-то, там показывается реальность, что ислам призывает только к добру, хорошему», - завершает свое выступление Зекерьяев.
Сухбет в мечети не может расцениваться как мероприятие Хизб ут-Тахрир так как никто мне об этой организации там никогда не говорил. Мне нравилось туда ходить, чтобы слышать взгляд ислама на современные реалии. Доказательством против меня стала фраза из прослушки, где я говорил, что хадисы формируют образ жизни мусульманина. По логике следствия если я открыл дверь и пообщался с иеговистом, то я сам становлюсь иеговистом. Речь - это способ коммуникации, чтобы люди понимали друг друга. Но почему-то в моем случае она является способом вербовки. В моем деле есть айфон 6, на котором даже не было пароля. Мне было нечего скрывать.
Работник ФСБ Артыкбаев нарушал мои права, обзывал меня и склонял сдать меня "подельников". Я в отличие от него не присягал никому. А он это сделал дважды: сначала СБУ, потом ФСБ. Как выяснилось позже, мы жили в одном дворе. Ему бы было легко найти доказательства, если бы таковые были.
Для протокола заявляю, что я никогда не состоял в Хизб ут-Тахрир. Перед своим арестом я вернулся из хаджа и рассказывал людям о своем путешествии. Это обвинение расценивает как вербовку при помощи ораторских качеств. На основании слухов во дворе человека не приговаривают к 18 годам.
Доказательства свидетельствуют лишь о том, что я исповедовал Ислам. Специалист Новожилова приводит пример, что все кто находится на этом мероприятии уже являются членами Хизб ут Тахрир. Так называемая презумпция невиновности.
Хочу коснуться показаний скрытых свидетелей. Свидетель Исмаилов говорит, что я встал и вышел из Хизб ут-Тахрир, но я был в хадже во время собрания, о котором он говорит.
Хочу вспомнить один эпизод с этим человеком, так как знаю кто это. Мы у мечети разговаривали с Марленом Асановым. А рядом стоял этот человек и делал вид, что нас не слушает. Тема разговора касалась моего общения с правозащитником с Кавказа, который говорил, что мусульманам Крыма стоит ждать проблем. Вот, о чем был разговор. И он был в начале весны.
Второй скрытый свидетель утверждает, что он был на собрании, где распределялись роли членов партии, но это вранье. На том молебне обсуждалось проведение праздника Ураза-Байрам. Местные жители проявляли инициативу и распределяли роли в организации праздника, а потом молились. Это был первый и последний раз, когда я видел этого человека. Он выходец из Узбекистана, где такая деятельность преследуется органами госбезопасности. Теперь нам это не чуждо и в Крыму. По его логике то, что я здесь говорит о том, что я член партии. Он приезжий человек, завтра
Как и любая самодостаточная система взглядов, ислам имеет свое мнение на многие вопросы. Мне вменяют книгу о воспитании детей в исламе. Она не являлась литературой Хизб ут-Тахрир. Я в своей жизни что только не изучал: и историю Украины, и историю России, и римское право... А историю четырех халифов я изучать не могу от тех авторов, которых рекомендуют, потому что ее считают в России экстремистской.
Хочу сказать, что за меня поручился организатор хаджа и сотрудники муфтията. Суд не допустил одного из сотрудников, которые могли бы пояснить мое отношение к Исламу, ведь эти люди меня консультировали по этим вопросам.
В связи с вышеприведенными мною доводами требую прекратить мое уголовное преследование и прошу освободить меня в зале суда".
Заседание возобновлено. Смаилов продолжает анализировать законы о терроризме и возможность говорить о "Хизб-ут Тахрир" в их терминах. Он считает, что внесение изменений в части появления понятия "идеология насилия" относится напрямую к исламу. По его мнению, оно сделано для того, чтобы была возможность подвести «хизб-ут тахрир» под террористическую организацию. Он говорит, что термины в законе "подогнали" под желаемое.
Зубаиров прерывает Смаилова и говорит, что в прениях дается оценка доказательств, а не закона. Смаилов заканчивает анализировать закон, но обозначает, что суд ограничивает его в правах.
Он переходит к описанию обстановки в городе и в мечети. Говорит, что обвинение обосновывается тем, что у подсудимых есть номера друг друга. Смаилов говорит, что это нормально и многие мусульмане знакомы между собой.
«я не считаю, что кто-то может мне указывать, что делать. я мусульманин и исповедую ислам так, как считаю нужным. меня не интересует ничье мнение по этому поводу. от действий моих никто никогда не страдал», - говорит Смаилов.
Смаилов переходит к показаниям Артыкбаева и объясняет, что такое халифат, и почему он не может быть террористическим понятием. Его снова прерывают. Он продолжает разъяснять мусульманские термины, которые по его мнению обвинение использовало некорректно.
"Изначально я не видел суда, который бы выяснял, что на самом деле произошло. Все, что было видно - это формализм и попытки помешать защите реализовать свои права. Суд вместе с прокуратурой является своеобразной корпорацией, созданной для реализации террористического законодательства», - подводит итог Смаилов.
Суд делает ему замечание. Смаилов продолжает и называет происходящее гибридной депортацией, говоря о том, что крымские татары снова начинают уезжать из дома.
«Сложность нашего уголовного дела заключается в том, что выдумки и фантазии нужно обосновать фактами, но суд это вообще не интересует, и это я видел. Решение Верховного суда, на котором построено наше дело является незаконным решением, и из-за него нарушаются наши конституционные права. Мы видим, что на это никто не обращает внимания. Это обстоятельство никого не беспокоит. Не беспокоит нарушение основного закона РФ, хотя наши защитники на эти обстоятельства неоднократно указывали. Это дело сфабриковано, политически мотивировано и происходит не что иное, как наше уголовное преследование за инакомыслие», - заканчивает свое выступление Смаилов.
Сегодня продолжаются судебные прения. В зале 8 слушателей. 7 родственников и консул Украины в Ростове-на-Дону Сергей Юрченко. В зале Южного окружного военного суда находится адвокат Алексей Ладин, по ВКС из Крымского ГВС присутствуют адвокаты Айдер Азаматов и Сияр Панич.
Заседание началось. В прениях выступает Эдем Смаилов. Он готовился выступать, но судья Зубаиров не выдержал несколько секунд молчания и поспешил признать это отказом от выступления, но Смаилов объяснил, что будет выступать.
Он начал выступление с объяснения категории истины, которая всегда одна, никогда не противоречит объективности и подкрепляется фактами. Основываясь на этом постулате он приступил к критике обвинения, которую строит на вопросах к доказательной базе и фабуле.
«Почему сторона обвинения умалчивает о том, что организация, в участии в которой нас обвиняют не совершила ни одного теракта и ни одного случая захвата власти? Где факты проявления межнациональной и межконфессиональной ненависти? За нас свидетельствуют и русские, и украинцы, и крымские татары, и евреи. Мы слышим слова о том, что действия наши террористические, что мы организовали действия организации, признанной террористической на территории РФ. Но это всего лишь слова, аргументированные словами тайных свидетелей, у которых есть проблемы с законом, словами экспертов, которые не брезгуют нарушением этики. А где факты? Если обвинение утверждает, что его оценка объективная, то пусть обратится к людям, с которыми мы жили. На основе чего оно утверждает, что мы опасны для общества? Как юрист прокурор Колпиков знает, что его оценка необъективна. Как мусульманин я не считаю, что кто сильнее, тот и прав. Это закон джунглей. Прав тот, на чьей стороне истина. Наше уголовное дело сфабриковано, а не расследовано, потому что мы в своем мусульманском качестве кому-то неугодны. А Российская Федерация борется с такими людьми путём демонизации их взглядов и делами по терроризму. Расследование - это изучение реальности с целью дать ему объективную оценку, основываясь на фактах», - поясняет Смаилов.
Он вспоминает обыск в своем доме. Рассказывает, как к нему ворвались вооруженные люди и как переживали этот эпизод его дочери. У младшей из них на фоне стресса развилась пневмония.
Услуги адвоката ему тогда так и не были предоставлены. Он считает обыск в своем доме незаконным. Сотрудники ФСБ спросили, есть ли у Смаилова литература Хизб-ут Тахрир. Он ответил, что есть, и она лежит в нежилом помещении с множеством других книг. Он говорит, что книги были приобретены им законным путём за собственные средства. Смаилов требует вернуть ему книги после окончания уголовного процесса.
После обыска его привезли в ФСБ и предложили сотрудничество, но он отказался. На следующий день его снова доставили в управление, где его опознал неизвестный свидетель как члена Хизб-ут Тахрир. Это следственное действие он обозначает как донос, где свидетели понимали речь, но не понимали суть происходящего. Он утверждает, что никаких доказательств, кроме показаний скрытого свидетеля против него не было.
- Практика показала, что правоохранительные органы и суды России в нашем деле действовали по принципу "рука руку моет" и это показало, что отсутствует состязательность правосудия, презумпция невиновности, не действует установленный Конституцией РФ принцип разделения властей...
- Подсудимый Смаилов, не повторяйте ошибки предыдущих выступающих, - останавливает его Зубаиров.
- Но я хочу сказать...
- Не надо спорить, просто выслушайте замечание и продолжайте.
Смаилов продолжает. Он рассказывает эпизод из допроса следователем Грамашовым, который предложил ему признаться в преступлении в обмен на изменение меры пресечения с содержания в СИЗО на домашний арест. Это произошло после того, как Смаилов пожаловался на бесчеловечные условия содержания под стражей.
Суд разъясняет подсудимому, что вопрос содержания под стражей в прениях не стоит. Он отвечает, что хотел сказать это в показаниях, но ему не дали их дать. Зубаиров говорит, что дважды предлагал, но они отказались. Смаилов все равно продолжает описывать условия содержания под стражей, рассказывает, что на его соседей и родственников оказывалось давление.
Смаилов возмущается отказом в допросе свидетелей защиты из числа знакомых подсудимых. Он снова говорит о многократном незаконном продлении меры пресечения, суд опять делает ему замечание.
Он продолжает описывать следственные действия. Адвокат Ладин просит перерыв 5 минут для юридической консультации. Зубаиров отключает микрофон и говорит Смаилову не для протокола, что еще раз, и он будет расценивать это как отказ от выступления в прениях.
Суд объявляет перерыв пять минут.
